Щипкин отчаянно мастурбировал, отчего-то его особенно разбирало во время еды. Сокамерникам не нравилось. Ему делались неоднократные замечания. Щипкин не внимал. Ночью с 23 на 24.04.10 из карантинной камеры, распилив решетку, сбежал заключенный Локатков, родом из г. Кондопога в Карелии (где были беспорядки на национальной почве). Инфо от опера Серпухова: смотрящий над пятым этажом – больной Восходов, над четвертым – Орлов (наглая рожа), над вторым – Горбунков, над всем Кошкиным домом – Голубятников (вместо Каримова). Штаб-квартира в 491-й камере, там мобильный телефон. Был выписан и вскоре убит на общем корпусе больной Драженко М. Ю. Я одно время вел этого молодого абуличного шизофреника. Последним его доктором стал Зло. Он и выписал Драженко на общий корпус по рекомендации на клочке бумажки (не сохранилась) начальницы I-го психиатрического отделения Пыткиной А. Между камерами веревки «дорог». Одна ведет прямо из таблеточной. В последний момент Алексин смягчился и согласился, чтобы вместо Володи Захарьева поехала медсестра Алла Иванцова, но до нее не дозвонились. Возможно, она предусмотрительно выключила телефон. Захожу в столовую на пятом этаже. Слышу смачный хруст начальственной четверки + аптекарши. Вижу согласное движение пяти челюстей, работу десяти жевательных мышц. Где-то там внутри вырабатывается слюна и желудочный сок, поджелудочная железа дает ферменты. Кто откровенно любит пожрать, благоразумно принял мезим… Жуя, через начальственное плечо мне даются указания, куда пойти, кого и как вылечить. Я не должен мешать священнодействию. Врач Далиев зажимал замужнюю медсестру Мойру. Потом, утомившись, лег спать на кушетку. Не отпуском, так сном украл часть работы. Проснулся. Я спросил его про вчерашний день, когда он отпрашивался съездить в Институт усовершенствования врачей «узнать о сертификате». Чингис уже и забыл про поездку. Он даже не знает, где расположен институт, в который вчера будто бы ездил. По радио сообщили: вчера Госдеп США объявил невъездными 50 российских чиновников и тюремных врачей, «причастных к делу в связи со смертью Магницкого». Неужто и Крабову с его 400 долларами ежемесячных это грозит? С ними он и до середины Днепра не долетит. Спросил и угадал. Крабов: «Тоже мне напугали! Я даже в Украине никогда не был. А они – Америка!» Анжела пошла жаловаться. Каримова вывели и отвели в основной корпус на опрос. Тогда взбунтовалась ПБ. Психи кричали, визжали, стучали мисками в двери, непрерывно звонили. Хотя полька и беседовала с больными наедине (+ переводчик), для этого она просила никого, кроме них двоих, не входить в камеры, она не узнала ни про «резинки», ни про побои, ни про объедание больных персоналом (один контролер недавно шесть куриных ног за присест слопал, лишив курятины такое же количество больных). Главное событие понедельника: умер Барутян Арутюн Акопянович, 1962 г. рождения. Будто наркоман, но предплечья чистые. Будущий труп пришел в субботу: «ломка». Помощь не оказывалась из-за обычного небрежения и отсутствия лекарств. Из истории Кошкиного дома Пришел зам по ЛПР Дивани. Он настоял на том, чтобы вернули вторую, отказавшую «скорую». Та приехала и наконец Кобу взяла. Возражавшие фельдшерицы язычки прикусили. Сибариту Трибасову и не снилось, как пышно расцветет насилие в принудительно оставленной им конторе. После смерти Веры Трифоновой пятьшесть человек приковано наручниками ежедневно. «Браслетов» не хватает! Буяны ухитряются их гнуть до непригодности и даже ломать! Их раскрывают, из них вылазит – made in Russia. «Потому что я – начальник». «И почесал дальше, держась за стену, чтобы не упасть». Говорили и об «оргтехнике»: как и у нас, авторучки покупаются врачами за свой счет. Я делаю записи в историях болезней зелеными стержнями, оставшимися от рисования трехлетней дочери. Локатков хорошо знает тюрьму. Вторая ходка, в первую работал в отряде обслуги! Ночь и день лил дождь: собаки не взяли след. ОМОН и свои рыскали весь день. Вольнонаемных задержали до 19 часов, аттестованных, в том числе сдавшую работу медсмену, – еще дольше («Пока не поймали»). – камера 466: отсутствует туалетная дверь; постоянный сквозняк из-за выбитого стекла в окне. У меня нет категорий, я не кандидат наук, тем более – не профессор, ничего подобного мне не светит европейская рулетка онлайн казино максбет, т. к. я немолод, мне много лет, и не всегда в своей жизни я занимался психиатрией. Тем не менее убежден, и врачебный опыт мне подсказывает, что, если из лечения душевных болезней мы вынем духовную составляющую, прогресса в лечении не будет. Душевная болезнь от слова «душа». Психическую болезнь нельзя лечить одними пилюлями, как холецистит. Теперь ждали, как соберут конвой. Процесс занял четыре часа. Дивани так «вздрючил» подстанцию, что одно время у наших ворот стояли две «скорые»: соматическая и психиатрическая. Они словно собирались расчленить больного: собственно делирий везти в продвинутую городскую психушку, если такие бывают, а соматическую составляющую того же делирия – в 20-ю больницу. Победила 20-я. Злосчастную койку вовсе выкинули. Сбежав из карантийной камеры, он дерзко зашел на коридор бесплатные прогнозы на спорт и новости, разговаривал с инспектором, принявшим его за работающего в отряде. Заглянул к «друзьям». Попил с ними чаю. На ходу закусывавшим контролерам приятного аппетита желал. Поднялся на крышу. Прошел мимо по обыкновению спавших на вышках постовых (они устают на вторых работах охранниками в гипермаркетах) и соскочил со стены. Я часть времени потратил на запись недостатков по второму этажу (выполнял поручение главврача). Вот они (по другим этажам поручение Алексина не выполнили): Воспоминания 67-летней медсестры II-го психиатрического отделения Альбертины Михайловны Кадочкиной (заслуженный работник Бутырки, 40 лет стажа на Кошкином доме, красит седые волосы в жуткий сурик, ухаживает за мужем-инвалидом, когда читает или пишет, одну пару модных узких очков надевает поверх других; меня любит): «Вот и запретили врачей из зэков брать, а раньше брали. Врач-гинеколог у нас работала… знающая… отсидела семь или восемь лет – кто-то там умер во время аборта у нее на дому. Отсидела. Освободилась и до пенсии у нас в Бутырке так и проработала. Ой, старалась. В погонах! Муж ее, рентгенолог, пил, да человека видел насквозь. Тоже в прошлом зэк. Еще два бывших зэка работали врачами. Было время…» Так Бутырка и Кошкин дом отобрали у меня семью. И никто не помог! Палец о палец не ударили. Главврач Алексин рекомендовал мне обманывать больных. Как известно, при поступлении они должны подписывать согласие на госпитализацию и лечение. Без оного мы обязаны выписывать больных в течение 48 часов или подавать в суд, если мы считаем, что больной нуждается в принудительной госпитализации (опасен для себя или окружающих). Эти случаи не вопиют bookmakersrating ru отзывы, по сравнению с первой половиной 80-х прошлого века на Дворянском спеце. Там у нас был доктор-психиатр Вася, не помню фамилии. Вася занимался карате. Дрессировал и меня с приятелем Сережей Е. тоже психиатром. Мы ходили в широких штанах, не поворачивались к больным спиной, ждали нападения. Его все не было. Тогда Вася один, другой раз ударил больного на приеме. Потом он вызвал больного сурдомутизмом, которого показом черепа прежде пытался разговорить наш начальник, зеленкой, ориентируясь на висевшую на стене карту человеческого тела, отметил на его коже болевые точки и по-каратистски пятками принялся лупить больного. Тот упал. Вася вошел в раж, он кричал упавшему: «И ты со своей жертвой так? И вот так?!» Мы Васю едва утихомирили. Вася устал. Вытирая пот, он оправдывался: «А если бы, А. В. он вот так с твоей женой? Дочерью? Сыном? Матерью?» Под вечер Анжела водила по ПБ какого-то алкоголика (как потом выяснилось – Тамерлана). Хвалила пенаты, показывала «домашних богов» за решетками… Москвичи к нам идут неохотно. Бутырка – сборище этрусков. Очень любят ее «друзья степей» и уроженцы Махачкалы, Грозного, Майкопа и Дербента. Я нашел голую квартиру. Депрессивную картину дополняло отсутствие мебели, за месяц до того вывезенной на перетяжку. Нищетой кричали стены, где не хватало обоев. Ранее лакуны прикрывались диваном и двумя креслами. Под зеркалом лежала записка: «Я ушла от тебя навсегда. Не ищи нас». Записка была написана красивым, ровным почерком, свидетельствовавшим, в отличие от эмоциональной записки первой жены, ушедшей двенадцатью годами ранее, о выношенности замысла. После работы зашел в расчетную группу (за территорией) справиться о зарплате: премию ко Дню медработника зажали. Начальство выписало поощрение лишь себе. Ладно с премией. «Где зарплата?» – «А чего раньше не получали?» – «Забегался». – «Ждите выручку из зэковского магазина. Наторгуют – получите». Часа два я ждал выручки, гуляя от кассы с амбарным замком к кабинету начальницы бухгалтерии Дранковой и обратно. Наконец принесли. «Ваше счастье – идите получите». Сначала какие-то двое, потом я – получили. Бухгалтера смеются: «Теперь вам, вольнонаемным, зэки платить будут. Нет торговли – нет зарплаты!» Что ж, зависим от подследственных! По-прежнему развлекает бывший сотрудник из дома напротив (который с биноклем по окнам шарится). Звонит в УФСИН: «В психушке снова вопят. Кто-то кричит, что его убивают. Контролеры людей пытают…» Замучил старый чекист наших старших. Воздух свободы соблазнил выпивкой. Локатков купил пива и прошелся по бульварам. Его задержал патруль около одного из московских вокзалов с бутылкой в руке и ста рублями в кармане. Я отвратил больного Куницына от попытки самоубийства (он натолок стекла, чтобы съесть). Алексин смеялся. Подмечено: для него, гомофоба и мизантропа, страдания людей – развлекалово. Чем сильнее пациенты плачут, тем больше главврач веселится. Гордеева (чеховская Душечка, другая ее кличка Гордюшкина-Хитрюшкина) взахлеб, поддакивая: «Да пусть бы ел, А. В. Зачем вы его останавливали!» У врачей и медсестер принято тут советовать порезавшимся «резаться так до конца». Они тут обещают и нож хороший дать, и веревку из дома для повешения принести. Указанных больных я выписал, но на следующий день, договорившись с опером, главврач их всех оставил. Водку на День медика тоже не пили. Гордость Алексина не позволила ему участвовать в общем симпозиуме. Мохнатый Сергей Фомич, 1954 г. рождения, три высших образования, родом из Уфы, забран в Бутырку с митинга «несогласных» на Триумфальной площади 31.12.09. Меня вызывают на Сборку для его осмотра. Завидев меня, Мохнатый, видя во мне воплощение ненавистной ему Системы, кричит: «Требую уничтожения России с разделением ее между США и Германией по Уралу!» Беру «парня» в ПБ (инкриминируется сопротивление «властям» при задержании: укусил милиционера, что, естественно, отрицает: «Шел мимо митинга к девушке с цветами и шампанским»). С пятницы Мохнатый на Кошкином доме, d/s «Шизоидное расстройство личности, декомпенсация». Был возбужден, помещался в «резинку». На следующий день в машине услышал, как о его задержании вопят правозащитники. Рекомендовал начальнику выписать «от греха подальше». В тот же день выписан. Позже о своем суточном пребывании в сумасшедшем доме Мохнатый будет стыдливо умалчивать. Больной тоже отдышался. Его увели. Он не мог ничего рассказать, поскольку был глухонемым. Писать не мог – врожденная умственная отсталость. Других глухонемых, кроме него, в отделении не было. Вася мог чувствовать себя безнаказанно, если бы я не пригрозил написать на него рапорт в случае повторения нынешних экзерсисов. На что Вася твердо отвечал: «Я раньше напишу, что это ты избиваешь больных!» Он чувствовал себя уверенно не только потому, что жена, у которой он был «под каблуком», работала воспитателем в отряде, позже – адвокатом, а потому, что практика избиения больных была не нова и повсеместна. – камера 459: нет раковины; Алексин, «сломав» Володю, добился одного: коллектив его возненавидел. Володя скоро уволится, а пока он сидит в сестринской, непрерывно курит и ноет, что ему не возвратили его личных потраченных денег за предыдущее сопровождение душевнобольных, а вот опять ехать. Володя подходит к географической карте и прокладывает маршрут поезда то через Чечню, то через Волгоград и Астрахань. В 4 часа утра Кобу вернули. При мне его отвели в камеру. Он умолял в ту же – 450-ю. Коба тупо сел на постель и стал щелчками больших нестриженых чашеобразных ногтей сбрасывать наземь невидимых мне мелких жучков, паучков. Не ложась спать, я задержался, чтобы прочитать заключение специалистов 20-й больницы: у Кобы делирия нет, вернуть в ПБ Кошкин дом. Наде неловко «зависать» у положившего на нее глаз шефа, и она пасется в соседнем кабинете наконец открытого после ремонта первого этажа, у Гордевой. Разговоры, разговоры… весь день. Надя работает до 15.00, а потому поднимается смотреть своих больных на второй этаж в 14.30. – камера 452: подтекает унитаз, подле – неубранная невысыхающая лужа; При вскрытии обнаружена огромная гематома в грудной клетке – следствие удара и противоудара, травматический отек головного мозга. Нашли и опухоль центральных отделов мозга, неминуемо приведшую бы больного к смерти, но в свой час. Нанесенный Щипкину удар был столь мощен, что серое вещество едва не вдавилось в позвоночный канал (это невозможно). Патанатом сделал устраивающий нашу администрацию вывод: Щипкин неудачно упал. Ох, сколь многие неудачно падают в тюрьме! Кто на дубинку, кто на электрошокер. Кто – три раза на нож. Нами предполагается, что на спавшего Щипкина с высокого тюремного окна, прежде забравшись туда, спрыгнул сокамерник. Сознательно «приземлился» на голову и грудь. Вот причина сильного удара и его последствий, приведших к смерти. Из других рассказов Людмилы можно узнать, как ее ближайшая подруга-контрактница «давала в палатке всем». «Я и сама дам!» (Всем?) «Уволилась я из Чечни, потому что надоело, как пьяные офицеры по ночам в дверь ломятся, особенно когда чехи из-за реки постреливают». В следующее воскресенье Люда встретила «любовника» в Александровском саду у Вечного огня. Не узнал, снова клеился. «Я ему чуть харю не набила». Могла! Помешали толкшиеся рядом милиционеры. Сестра Л. Цветикова с опером Серпуховым «приглаживали» тексты объяснений. Посмертный эпикриз Гордеева предложила написать мне. Я сослался на занятость: вместо начальника послали на прием граждан. Поручили Анжеле. Она не умела. На терапии тоже кто-то умер. Я предложил Анжеле пойти туда и «переписать», что она и выполнила. Начальство справедливо опасалось, что 19-летний Секин может покончить с собой, узнав неотвратимый приговор. Многие дни Секина держали прикованным наручниками к постели. Я назначал ему антидепрессанты и утешал, будто светский священник (термин мой). Чтобы избавить парня от суицида, я говорил ему страшные несбываемые вещи, мол, когда Жириновский станет президентом, таким, как он, объявят амнистию или значительно скосят срок, что после смены режима он вообще станет героем, и «ему установят памятник при жизни». Секин мне не верил, но улыбка его, когда он слушал меня, становилась менее грустной. На моем этаже она осмотрела две «палаты». Под суровыми взглядами начальства я отчаянно врал, что у нас есть отдельные палаты для алкоголиков, наркоманов и т. д. Вернемся к Свете после рассказа о том, как, надев зимой «солнцезащитные очки» (не снимает), она утречком чешет за пивом с пятилитровым бидоном. Она вдруг вспоминает Бероеву и знаменитую «напольную 452-ю камеру». Там сорок два больных помещалось! «А один с двадцатисантиметровым гвоздем в час обхода как прыгнет на главврача!» – камера 455: электророзетки не работают; нет умывальной раковины (в ПБ она используется и для стирки белья – веревки протянуты от окон к туалету через камеры); Больные не мыты три недели, многие завшивлены. Прогулки не было десять дней. Из-за побега (?) завтрак подали в 13.00, обед в 17.00. То ли он хотел отомстить мне за то, что я не дал ему Фромма, то ли еще по какой причине, но больные были в очередной раз «забыты» в бане рядом с камерой, где я принимаю больных. Эта камера громко называется у нас медкабинетом, или даже одной из ординаторских. На следующий день главврач Алексин подтвердил, что Каримова в Махачкалу будет сопровождать медбрат Захарьев. Но тот неожиданно запротестовал. Он устал. Лишь недавно с другого этапа. Да и много чести Каримову, когда его одного будет сопровождать целый медработник. Вчера, пока другого больного отводили в процедурную, «исчез» Козьмин. «Стакан», где он сидел, чего-то дожидаясь, настежь. Мы с контролером идем искать. Тот впереди, я, опасливо, сзади. Вдруг в служебном туалете – шепот. Толкнулись. Туалет крошечный. У умывальника лицом к лицу, между ладонями две ладони в ширину сложить можно, опер Серпухов и Параноик. На стену сразу за входом на второй этаж повесили объявление об уголовных статьях, грозящих за нападение на сотрудников, массовые беспорядки и побег. И на новом месте Дмитрий Борисович суетится да ничего не делает (смотри выше инфо по отсутствию раковин, унитазов, грязи, завшивленности, отсутствию бани, прогулки, наличию тараканов, блох, клопов в камерах Кошкиного дома; «прожарки» – спецобработки завшивленных матрасов и белья душевнобольных – не дождешься). Алексин проявляет нехарактерную дипломатию. Предлагает сесть, успокоиться и выпить растворимого кофе. Мой рапорт на увольнение изымают. После моего ухода домой кофеем отпаивают Леоновну. Вообще-то кофе возбуждает, а не успокаивает, доктор? Освободили Каптине не потому, что его положение было мучительным и бесполезным. А потому, что медсестры возмутились: им показалось, что Каптине водят не в камерный забитый клозет, а к ним – в сестринский – на теплый стульчак, напротив. На освобождение шизофреник Каптине прореагировал парадоксально. Он умолял оставить его прикованным наручниками к кровати «на весь срок». Он – «опущенный». Сокамерники не сажают его за общий стол. Презирают и… трахают в задницу. Помещен в 501-ю камеру, где собраны все «опущенные» Кошкиного дома. Там своя коммуна. Удивительна не смерть Драженко (чтобы замазать дело, опера твердят, будто в припадке эпилепсии он упал «со шконки, проломив об пол череп»), примечательно иное: история болезни еще живого Драженко по нерасторопности фельдшеров не последовала в архив, и врачи-психиатры (дежурные) Пыткина, Глыба и Зло продолжали писать дневники психического состояния мертвому как живому, описывали настроение, мышление, поведение. Сейчас посмертные записки Пиквикского клуба из истории выдраны и выброшены в мусорное ведро, если не сделано что похуже – бумага врачебных историй, особливо с записями, мягкая. Долго неприятно ожидаемая Комиссия по правам человека от Евросоюза. Накануне совещались, куда спрятать шизофреника Халикова Илью Валерьевича, 1978 г. рождения, из СИЗО-5. Несмотря на побои (разбитые очки склеены синим скотчем), он по-прежнему отказывается подписывать согласие на госпитализацию и лечение в ПБ. Подговаривает других больных не подписывать и на утренних обходах громко заявляет, что содержится у нас незаконно и будет жаловаться (он жалуется, но писульки его к выходу на волю не допускаются). Кстати, Халиков науськал Марушкина «передумать» с согласием, после чего тот набросился на меня с историей болезни. Полы с затоптанной грязью повсеместно. Рассказ ДПНСИ. В этом году засуха. Лесные и торфяные пожары. Где-то в республике Марий-Эл огонь подступил прямо к колонии. Задыхающиеся зэки запаниковали: возник кипеж – массовые беспорядки. И вот картина: ОМОН из шлангов холодной водой умиротворяет зэков, а спиной к ОМОНу стоят пожарные, поливающие подступающее пламя. Вода в те и другие шланги поступала из одной пожарной машины. Я повышаю квалификацию на сертификационных курсах в Институте социальной и судебной психиатрии имени В. П. Сербского – тут матка Системы. Психиатр Грымов, походя: «Наш девиз: бабы и водка!» Кого девиз? Матерых психиатров? Или ох… ших? Грымову 56 лет, он не в лучшей форме, толстый фонбет ставки по телефону, лысый, нет передних зубов, выбитых инспектором Бутырки. Примечание: при проверке Еврокомиссией Алексин тоже публично показал, что не знает, сколько в отделениях ПБ больных и какие у них диагнозы. На приеме граждан по понедельникам (потом – четвергам) сидит круглым идиотом, звоня нам в отделения по каждому вопросу: «Что с этим больным? А что с тем больным?» Срывает с утренних обходов, вынуждая сидеть на телефоне, давая ему ответы на вопросы родственников. Послал бы лучше меня или другого врача, знающего больных. Впрочем, Щипкин – без связей. Это не Магницкий и не Вера Трифонова. За ним никто не стоит. Но волна дошла. По запросу сверху Анжела полдня выписывает все диагнозы нашего ПБ. Больная Бякина, та, которая будто бы сама навязывалась идти к смотрящему Каримову на секс вместе с упрямившейся скинхедкой красавицей Василисой Ковалевской, явилась ко мне на прием в коротком халате: «Все постирано». Просила закрыть дверь. Сидела перекладывая короткие ноги, показывала то бюстгальтер, то трусы – черное нижнее белье. Разговаривала ни о чем с длинными паузами. Я принялся ее выпроваживать, тогда она обозлилась и обещала написать на меня жалобу «на непонимание». Стремительно рассвирепела, кричала в коридоре: «Если бы мы не совершали преступлений и не сходили б с ума, вам бы работать было негде! Не за что деньги получать!» Санитары Олег и Андрей лихо расписываются у нас в ПБ за кататоников и «отказников», не дающих согласия на госпитализацию. Шеф приказал брать согласия на лечение даже у невменяемых, ожидающих отправления на спецы. Вот закрутил! В 19.00 на выходе из тюрьмы встретил Д. Б. Крабова (Гиммлера). Разаттестованный под благовидным предлогом ухода на пенсию, выдавший «нагора» бред и галлюцинации, почему и лежал в цивильной психбольнице, дабы отдалить или уклониться от ответственности за инкриминируемую халатность в связи со смертью адвоката Сергея Магницкого, Крабов снова при делах. Ныне – санитарный врач (единственный) в Бутырке. Анжела по четвергам взялась сопровождать этапы в 5-ю психбольницу (г. Чехов Московской области). Она живет поблизости и в 12.00 уже дома. Не зная о ее дополнительном «выходном» (согласовано с серым кардиналом Кошкиного дома Гордеевой), главврач Алексин, человек с «органчиком» в голове, в присутствии меня, двух сестер и стольких же фельдшеров обещал на следующей неделе за поездки по «четвергам намылить Анжеле морду». Анжела несимпатична, но не до такой же степени! Явился новый градоначальник нашего города Глупова – капитан из Курска – Алексин Дмитрий Иванович, 31 год, разведен. Есть дочь 8-ми лет, платит алименты. Поселили его на съемной жилплощади в Дзержинске, где в общежитии и на квартирах живут многие высокопоставленные сотрудники УФСИН. На самом деле отдельных «палат» нет: все сидят вперемешку. Адская смесь всех патологий. Причем, наглухо больные с выздоровевшими и ожидающими этапов, арестованные впервые с матерыми уголовниками. Единственно: отдельно сидит СПЭК – прибывшие на комиссию в институт Сербского – третий этаж; признанные тем же институтом Сербского невменяемыми – четвертый и пятый этажи; «опущенные» (принудительные или добровольные гомосексуалы), чтобы с ними не вступали в половые отношения и не унижали, – одна-две камеры на пятом этаже; женщины – одна-две камеры там же. Алексин запретил класть больных на соседнюю койку с больным Шамиловым, подле которого умерло трое, будто Шамилов, живя сам, заражал смертью других. Начальник тюрьмы Теликов поставил на свой стол постер со слоганом: «Патриотизм – это дисциплина». Из кого цитата? Алексин рассвирепел. В гневе он неуправляем (причина развода с женой?). «Захарьев, в Махачкалу поедешь именно ты. Не согласен – уволен! Пиши рапорт!» На входе в тюрьму с сегодняшнего дня обыскивают дважды: за паспортным контролем, как обычно, плюс после получения тюремных ключей. Искали флешки, блютузы – звенели талоны в метро. Металлоискателями лезли в промежность. Позже выяснилось – была однодневная кампания. Он 30 лет прописан в общежитии на родине в Орле, т. к. это дает ему право претендовать на жилье от УФСИН – стоит на очереди. Женат на медсестре (не первым браком). О детях не знаю. Банщик Роман – подполковник. В чем он проштрафился, чтобы так «опуститься»? Отставной банщик В. Поспешев «пристроен» на корпус. Анжела с утра в слезах. Дома? Хам-начальник? Аппарат Фоля, ради которого она училась две недели, не работает. В том числе и из-за личных проблем Анжела, которая ведет 37 больных (я – 68), их не смотрит. Анжелова 467-я камера стучалась весь день, требуя доктора. В ночные дежурства я сплю в «таблеточной» на сломанной хромоногой кушетке, одетый, без постельного белья. Дверь «таблеточной» не закрывается – нет замка, припираю ее на ночь стулом, чтобы, не дай бог, вылезший через вскрытую кормушку какой-нибудь худенький (чтобы пролезть) серийный убийца не придушил меня. На крайняк ложусь лицом к двери, дремлю настороже, надеясь как-то опередить судьбу. Фельдшер чужой «скорой» вставил катетер-бабочку, предназначенный для необнаруженной подключички, в вену плеча. Влили 200,0 трисоля. Трибасов по поводу контролера, который шел, постукивая концом ключа по тюремной стене, где оставался кривой след облупленной свежеположенной краски: «Обратите внимание, Александр Васильевич (кстати, моя кличка – Суворов). Многие люди устраиваются к нам (в Бутырку) не из-за денег. Нам платят уничижительно мало. А потому, что их влечет возможность проявить насилие. Стремятся безнаказанно истязать людей: подследственных и т. д. Этого я знаю. Он бьет…» О выбитых контролером зубах Грымов вспоминает с сардонической язвою: «Дело было зимнее, морозное. У трубы теплотрассы любой хотел быть. Восемнадцатилетние проститутки с Новослободской отдавались за «пятихатки». Драли прямо там (т. е. у входа в тюрьму). Только в день получки. Из-за недостатка средств одну брали на всех. По пьяни, показывая удальчество, контролеры разбивали пустые водочные бутылки себе об голову». Зубы выбиты пять лет назад. Бутырские тусовщики оспаривают прежние версии о драке за место у теплой трубы или «за бабу». Контролер обвинил, что Грымов что-то у него украл. Грымов оспорил. Уточняется и звание и ФИО обидчика: сержант внутренней службы Сергей Тарбеев. «Он ударом кулака не только зубы выбил, но и нос мне сломал!» Тарбееву тогда было двадцать пять лет. Людмиле не заплатили «полевые», в боях она не участвовала. В тюрьме, как многие, она дорабатывает до пенсии. Сдает квартиру в Смоленске. Ей 38 лет, замужем не была. В выходные ездит на Красную площадь «сниматься». Больной Каптине, «посмевший» повеситься под праздники (в ночь с 29 на 30 апреля) – опер Серпухов самокритично: «Мой косяк!» – по глупости того же опера был помещен в двушку с Баланпердиевым, передвигавшимся в инвалидном кресле. Из-за беспомощности Баланпердиев не способен воспрепятствовать Каптине в случае повторения тем попытки суицида, поэтому Каптине прикован к кровати. В таком положении он находится все 12 дней майского «усиления». Запах мочи в камере смертельный – не всегда хватает сил дотерпеть, пока соизволят отковать по нужде. Весь день ждали комиссии прокуратуры по надзору. Расковали прикованных к кроватям. Из засранных и ободранных «резинок» вывели узников. На двери нашей «резинки» (второй этаж) повесили табличку: «Ремонт». А наручники лежат среди швабр; там надпись: «Шанцевый инструмент». Я поднялся на третий этаж, чтобы не слышать криков и грохота, делавших если не невыносимой, то чересчур абстрактной работу над историями болезни, мною в тот час производимую. На третьем этаже ни одного сотрудника. Поднимаюсь на пятый этаж к начальнику, обедавшему со своим обычным окружением. Тот привычно: «А где инспектора?» – «Их нет». Анжела 23.01.08 была еще не Пыткиной, а Симиненко (написано на ее офицерской тетради). И в отношении ее справедлив тезис Трибасова: помимо денег, ищи другой мотив работы в Бутырке. «Я недавно вышла замуж». Видимо, второй раз. Долго была не замужем, истосковалась. Бросила в сибирской глухомани – «400 километров до ближайшей больницы» четырнадцатилетнюю дочь на мать, сбежала с новым мужем к нему в Подмосковье, южное направление. Вот секрет ее согласия работать в нашем «отстойнике». Вопреки бездушию врачей (со всей страны сухие щепки самые отборные), больные не теряют оптимизма. Больной Молодой, за попытку самоубийства прикованный к постели в камере «интенсивной терапии», на мой вопрос «Как дела?» показывает зажженную сигарету в той руке, на которой нет «браслета», и спокойно отвечает: «Курю». Даже не стоик, киренаик какой-то, учитывая сломанный в двух местах позвоночник. Мучительные боли и подвигают Молодого к уходу из жизни. Каптине чем-то невыразимо мне симпатичнее других больных. Сердцу не прикажешь. Его жальче. По утрам все Майские праздники кормлю Каптине, ставя перед ним миску с кашей. Каптине, длинный, неуклюжий, худющий прибалт (фамилия его мною изменена, как и у всех), приседает на кровати на корточки и с обеими скованными наручниками руками ухитряется есть. Такую кормежку надо видеть. Часть пищи летит мне на кисти, но я упорно продолжаю держать миску. Каптине ест, следовательно, жажда жизни в нем не умерла. Слабенький огонек желания надо лелеять и поддерживать. Молодой парень, ему бы жить да жить… Видел список врачей и медсестер с домашними адресами и телефонами для срочного реагирования «в случае экстремальной ситуации». Стоматологу Аркадию вписали мой адрес и мой телефон. В свое время при проведении учебной тревоги «Крепость» меня из дежурки («Сочи») заставили обзванивать персонал. Телефоны на ночь были выключены у всех. А если, будь проклята лучшие букмекерские конторы мира отзывы, завтра война? Кто возьмет дежурные чемоданчики, захованные в шифонеры ПБ? Там не удастся, милые мои, как делаете вы на поверках, обмениваться содержимым. Кроме зубной щетки и бутылки водки там следует быть фонарику и давно подъеденному сухому пайку. В начале восьмого включила мобильник Гордеева. «Я не успеваю. Что делать?» Я грозно: «Бегите по эскалатору!» При мне Теликов переносил учебную тревогу сначала на 8 утра, потом на 9. Даже к девяти, к началу рабочего дня, многие опоздали. Главврач рекомендовал сотрудникам не упоминать иных версий смерти Щипкина, кроме неудачного падения. Так же было и отписано наверх. Мое предложение о проведении внутреннего расследования было отклонено. Так что, если и существовали виновные (виновный) в смерти Щипкина, они (он) остались безнаказанными. После смерти Магницкого у нас на Кошкином доме стали приковывать, а что станет, когда дойдет волна от 30.04.10, когда в СИЗО-1 умерла знатная дама Вера Трифонова (ей инкриминировалась попытка дачи взятки в 1,5 млн долларов за место сенатора в Совете Федерации). Часть III Anamnesis morbi (История болезни) Другой раз он бил сидящего больного ногой в «стакане». Побои в ПБ нередки. «Что делать, если они по-другому не понимают?» Побои производят за углом, не в коридоре, где «видит» и пишет видеокамера. Чаще их производят науськанные санитары-зэки. Они знают «приемы». Некоторые – «мастера». А вот Локаткова Василия Васильевича, 1986 года рождения, в отличие от паркурщика Астахова, поймали. Возвращаюсь в отделение. Инспектор Алик Галустяна уже увел. Сестры сидят насупленные. Старшая Инна Леоновна: «Нет, я ему все-таки скажу!» Краем глаза вижу, что другие две сестры, Наташа и Люба – белые. Инна Леоновна налетает на меня, я не сразу понял: «Ты – не мужик, если оставил нас, трех баб, с сумасшедшим!» Я попытался отшучиваться: «Вы – не бабы, а офицеры!» (На самом деле они сержанты.) Но Леоновна уже завелась. Обозвала меня «пидором, устроившимся на Кошкин дом, чтобы трахаться с Элтоном Трибасовым». Захлебнувшись гневом, я заявил, что немедленно увольняюсь. Их же, баб, не намерен охранять за 6 тысяч рублей (моя зарплата). «Дело не в том!» – прокуренно скрипела Леоновна. Я и Четверикова сидели в последний день ее работы в столовой за чаем. Она разоткровенничалась: очень обижена на Москву и – конкретно на Кошкин дом: «Здесь не психиатры работают. Психиатров я видела. У меня у самой печатные работы есть, я на конференции ездила… Если у них есть сертификаты, пусть и таблички крупно наберут: «Психиатр». По внутреннему душевному складу – здесь ни одного!» Вспомнила Козьму Пруткова: «Если на клетке с козой написано: лев, не верь глазам своим». Что-то вроде того. Недавно обманул некий мошенник, выдававший себя за иностранца (Людмила уверяет, что лучше меня знает английский, поскольку я неправильно пишу прописную I. Где она разглядела?). Лжеиностранец попросил у Людмилы рубли, чтобы оплатить совместный обед в пиццерии ресторанного дворика подземного Манежа. Люда дала 1000 рублей. С ними «ухажер» улепетнул. Пришлось за одно и то же платить дважды. – камера 462: нет раковины; С утра Света «гнет линию», требуя, «чтобы врачи не спали в таблеточной». На втором этаже появился контролер Арсений Горбатый, молодой драчливый парень с огромным деревянным молотком-киянкой (предназначен для простукивания стен в поисках дефекта, дающего шанс на побег; как и другое, имеет в тюрьме второе, более значимое использование). Арсений открывает дверь в баню. Сначала ударом ноги, потом – киянки отгоняет вглубь самых нетерпеливых. Потом он просто лупит всех подряд, направо-налево, куда ни попадя. Слова Арсения знаменательны: «Бани хотели?» Со скорой вышла заминка. Анжела казенно «поясняла», что «не знала», что о трупе в известность надо было поставить ДПНСИ. 3 мая Анжела была в «усилении» – Щипкин скончался в «карете». На вскрытие ездил Алексин. Появились врач и «двое из ларца» – санитары. Мусситирующего Кобу не взяли! О чем вы? Какая психиатрия. У больного соматика! Вызывайте соматическую скорую! Наша жизнь с 9 до 16 под стуки в двери, трели звонков с неприятным тембром, словно из фильмов ужасов, крики. 457-я камера, где «авторитеты», ослабила оконную решетку. Готовились к побегу. Когда камеру вывели в коридор на шмон, а один из сотрудников вошел внутрь для досмотра, сумасшедшие организованной толпой кинулись на резерв. Завязалась самая настоящая потасовка. Старшие и психи бились стенка на стенку. Женщины-врачи скрылись. Больной Галустян, психопат, обнаглевший от моего хорошего отношения: на утреннем обходе я публично, т. е. в присутствии других больных и персонала, попросил у него прощения за то, что перепутал его уголовную статью: назвал мошенником игровые автоматы скачать бесплатно fruit cocktail отзывы, когда он вымогатель, на приеме потребовал дать ему «почитать историю болезни, чего вы там пишете». Когда ему было отказано в вежливой форме, потребовал начальника ПБ. Сразу после дня медработника вышел на работу психиатр Юлий Александрович Вражный. Отставной вояка. Сначала институт в Нижнем. Завершал в военной академии. Служил семь лет в Мурманске на подлодке, где будто бы был контужен. Говорит громким голосом, практически кричит. Далее служил врачом в крымском санатории. После распада СССР ему было предложено принять присягу Украине, что и было сделано. Я цинично: «В санатории много баб поимели?» Он: «Как можно, А. В. это же нечестно!» Познакомился в Крыму с отдыхавшей там полькой. Уехал к ней. Жил два года, выучив польский и немецкий. Знает и английский. Акцент еще тот! Пытался подтвердить диплом в Польше. Полька вытурила. Вернулся в Россию. Живет у разведенного брата в Мытищах: «Брат работает в страховой компании на Лесной. Алиментов только двадцать пять тысяч платит!» До психиатрии (имеет сертификат врача-нарколога) был аптечным промоутером: хорошо знает цену лекарств. Вражный, мягко говоря, странен: «Почту за честь работать в Бутырке!» У больных его прежде интересует уголовная статья. За громкую речь он получит у нас кличку – Контуженный, у больных и зэков – доктор Зло: за короткий срок в его дежурства умрет шесть больных. Мы с начальником будем спорить о его диагнозе. Алексин: «Шизофрения». Я: «Скорее – умственная отсталость». Освобожденные из Бутырки и Кошкиного дома имеют право на 700 рублей на дорогу. Эти деньги из бухгалтерии приходится иногда ждать не один день. Безденежные и голодные освобожденные тусуются у входа в тюрьму, сидят на лавочке, где спал Грымов. Кто-то, показывая справку об освобождении, просил денег у меня, когда я подъехал на авто (возле Бутырки у меня сняли колпаки с колес, сотрудники или освобожденные зэки – неизвестно). К 16.00 у больного Джагавы Кобы Давидовича, 1969 г. рождения, началось. Коба лежал на кровати, распластав руки. Шевелил пальцами. Во мне признавал сокамерника, интересовался инкриминируемой мне уголовной статьей. Вытягивая губы трубочкой, пытался сосать материнское молоко. Вен для внутривенных вливаний у Кобы не было – он был не только алкоголик, но и наркоман (защищаясь, организм наркомана прячет вены вглубь). К нам на второй этаж прибежало усиление, бутырский резерв – выдернутые с других постов инспектора. Выпустили из угловой камеры нашего смотрящего Гниева Николая Константиновича, лежащего с легкими самопорезами демонстративного характера. Он привлечен по статье 105, часть 2, и 162, часть 3, т. е. в связи с покушением на убийство. Этот «лейтенант» Каримов ходил без сопровождения по тюремному коридору, подходил к каждой камере и усмирял ее, говоря, чтобы не шумели. На происходящее с одной стороны коридора смотрели врачи и медсестры, с другой – призванные бороться с «мятежом» инспектора УФСИНа. «Спецназ» забился в угол у «резинки», глумливо и беспомощно ухмылялся. Лала Викинговна: «Родные смеются надо мной: за что же ты так ненавидишь своих больных?!» – «Потому что они – козлы! » У меня был больной Секин. Он лежал у нас в больнице дважды. Оба раза ему ставилась реактивная депрессия (диагноз упрощен для неврачебного понимания). В составе «организованной преступной группы» скинхедов Секин участвовал в убийствах 14–16 человек неславянской национальности в электропоездах Ярославского направления. В деле я увидел его адрес, он жил с родителями недалеко от меня. Каримов предложил «угостить» свою камеру. Тогда уже женщин отдали всем, кто был в 491-й. Пошла свистопляска! Я сразу после окончания учебы в Серпах с 25 декабря ушел в отпуск. Чтобы забыть семейные неурядицы (четыре судебных процесса с бывшей женой), уехал отдыхать в Египет. Там встретил много отдыхающих сотрудников правоохранительной системы (целые отделы милиции с Урала и из Сибири). Трахнул непомерно толстую адвокатшу из Мурманска, ранее, по ее признанию, из-за недостатка мужчин отдававшуюся подследственным в комнатах свиданий в изоляторах. Алексин: «Если больной отказывается подписать согласие, говорите ему, что, подписав эту бумажку, он выйдет на свободу!» В Бутырку приехал майор из ОСБ Олешин. Писал ему «объяснение» в кабинете опера. Сотрудники ходили по коридору и смотрели на меня через открытую дверь: «Попался!» К нам в ПБ зашла в гости Наташа, та самая сожительница предпоследнего главврача, железной леди, осетинки Бероевой. (Чингис: «Скажу я вам, криминальная баба была!») Наташу Гордеева и иже с ней встретили приветливо, познакомили со мной. Без меня женщины пили чай с конфетами. По виду Наташа обычная женщина-врач (я уже врачей чую), что она лесбиянка, по ней не видно. (Чингис: «Лизались! Лизались! Бедоева Наташе зарплату сделала!» А что, Наташа без зарплаты должна была работать?) Примечание: там, где нет унитазов, больные справляют нужду «аккуратно» прямо в канализационную трубу. От «ломки», жажды и голода вопит, скулит, поет гулящим псом, воет защемленной кошкой прикованный за руки и ногу к кровати в 466-й камере наркоман Ставропольский Леонид Ольгович. Ему «с вязок» не видно, что в отделении никого нет, кроме не имеющего камерных ключей меня. Я не могу войти и подать ему воды и хлеба. Обедом беднягу обошли, и он вопрошает в воздух: «Вы знаете, что такое жажда? А голод?» Тишина. Лишь безумец Талайбеков запыхался биться о стенки «резинки»: «Пустите в аул!» Отделение спит послеобеденным русским сном. Нашего Растиньяка (начальника ПБ) зверски, но неведомо для него обкорнали зэки-санитары (как и душевнобольные, из экономии стрижется у них той же машинкой). Дурацкий чубчик, неровно сточенные виски черного клоуна… То ли чуя насмешки, то ли в гордыне абсурда, захлестнувшего руководителей, верховный подонок выучил окружение называть в приватной беседе ординаторов по кличкам. Я, ну естественно, Суворов, Грымов – почему-то Клинский (по пиву), бурят Чингис Далиев – Оленевод и др. упоминаемые выше. Здесь – исток. Мы, простые, ответили угрюмой, плохо скрытой ненавистью к трем трутням, нами управляющим. – камера 460: нет дверей на туалете, нет крана, унитаза; сломан умывальник; В. Трифоновой было 53 года. Незадолго до смерти ее ездила консультировать Анжела Пыткина, справедливо не нашедшая ничего, кроме легких дистрессивных треволнений. В. Трифонова была директором «Китэлитнедвижимости», многие дома на Рублевке проданы ею. В. Трифонова страдала почечной недостаточностью. Пыткина советовала ей бросить курить. В. Трифонова не смогла и не успела… Пока начальник и зам расслабляются, предаваясь «музыке», я на нижних этажах, «в трюме». Я веду, помимо своих, 90 больных навязчиво отпускного Чингиса Далиева. Анжела отлынивает под предлогом освоения абсолютно ненужного для нашей работы аппарата Фоля (способен определить употребление наркотиков и двадцать лет назад; такой бы в наши средние и высшие школы, учащиеся и их родители были бы рады!). Аппарат Фоля куплен аптекой, деньги потрачены, поэтому не изучать его никак нельзя. Нужно и приятно, когда занимаешься этим вдалеке от тюремной территории. Ни вышек, ни служебных собак, ни колючки, ни кислых физиономий сотрудников, одна эстетика! Люда начитанна. Не жалеет на книги до 500 рублей за экземпляр. Она страстная поклонница Бориса Акунина. Алексин берет у нее «почитать». Странно, но «после Акунина в голове одни х…». Не подскажете, что делать, доктор? Мне объявили замечание с занесением в личное дело за снятие по состоянию здоровья с суда авторитета Горбункова: «Состояние после эпиприпадка». В рапорте на меня зам по ЛПР Дивани указал, будто документация у меня была оформлена неверно. На Дивани, в свою очередь, наехала новый психиатр УФСИНа Хрюнова Эльза Петровна. Новая метла прошлась по мне. Позже эта некомпетентная тетка окончательно меня невзлюбит. Тамерлан Н. Глыба не вышел на дежурство – снова в запое. Предыдущий раз без больничного отсутствовал 21 день, сославшись на пневмонию: «Всю жопу поискололи!» Вместо Глыбы дежурили Гордеева и новая докторша из Астрахани Надежда Николаевна Козьмина. Аптека за территорией. Чтобы бесплатно хавать кошкиндомовскую баланду, начальница аптеки взялась приходить в ПБ с 13 до 14. В это святое время, восприняв лучшие традиции предшественников, главврач, замша Гордеева, главная и старшая медсестры, простые медсестры и инспектора + добавившаяся к ним аптекарша едят пищу душевнобольных. Суп отчерпывается сверху, куски мяса отбираются самые большие, с минимумом костей. За волнениями, связанными с выходом на работу Чингиса Далиева, мы совсем забыли о происшедшем накануне. В ночь предположительно с третьего на четвертое мая сокамерники убили Щипкина Алоя Владиславовича, 1969 г. рождения, камера 494, поступил 1 мая из СИЗО-7. Умер Володя Поспешев, тот самый поклонник Ленина и Муссолини, обвиненный в побеге паркурщика Астахова. Володе было 48 лет. Он упал на приеме у генерала в УФСИНе. Предполагали симуляцию, а оказалось, по-всамделишнему. Отвезли в расположенный поблизости госпиталь МВД. Причина смерти – оторвавшийся в вене бедра тромб: поднялся и блокировал сердечный сосуд. За 25 лет службы Володя, кроме своих временных 6 на 4 или около того в кабинете опера, от УФСИНа не дождался ничего. «Сколько человеку земли нужно?» В Бутырке собирали у сотрудников на похороны. В ПБ отчего-то не зашли. После Крабова Володя – второй человек, которого работа в Кошкином доме научила психически «болеть». Вру! А Элтон, а Чингис с Чингисханом, а инспекторша, укусившая за руку эмведевского психиатра. «Мы все глядим в Наполеоны, двуногих тварей миллионы!» Устроилась и сразу назначена начальницей II-го психиатрического отделения Ольга Валерьевна Шестопалова – неплохая высокая тетка. В прошлом спортсменка, баскетболистка. При всех достоинствах: ставит три разных диагноза, а лечение одно: аминазин с галоперидолом (4 куба на 2). Когда мне стали препятствовать вкладывать душу в лечение душевных болезней, я стал подумывать об уходе из Кошкиного дома. Другие бессердечные, бессострадательные методы были не мои. Более того, как я ни бился, по чужим лекалам у меня ничего не выходило. Решено уволить калмычку-стажерку процедурную медсестру Наташу Карманникову. Будто и сигаретами в ПБ подторговывала (видел: просто угостила больного сигаретой; инспектора дают пачками), и иглу от шприца дала надоедливому наркоману Амельченко. Попалась она или оклеветали, разницы нет. В тюрьме люди – говно. Ни стыда, ни совести, ни самоуважения… Гордеева и Алексин час уговаривали меня фальсифицировать истории болезни: люди поправились к 20-му числу и заполнять выписной эпикриз 20-го, но ставить 23-е, ближе к этапу, «чтобы не было длинного срока между выпиской и реальным уходом, а то они после выписки у нас без согласия сидят». Отказывался делать подлог, мотивируя… суммарной зарплатой в 20 тысяч рублей. Материальный предлог понимаем, о чести и достоинстве – говорить впустую. В Серпах на «круглом столе» новый главный психиатр УФСИНа Хрюнова Эльза Петровна (вместо Натальи Филипповны) предложила «жаловаться». Психиатр из Сибири попросил избавить его от конвойно-охранных функций. Часть времени он врачует, другую – стоит на вышке с автоматом и шмонает зэков. Суеверие пошло выше. Начальник тюрьмы Теликов при сдаче мною дежурства: «Надеюсь, рядом с Шамиловым никого не положили?» Алексин сетовал: «Они (больные) жить не хотят, а нам отвечай!» Главарей возмущения Рамхазанова и Горбункова, не считаясь с психическим состоянием, на следующий день выписали из ПБ в свои изоляторы «за нарушение режима». 457-ю камеру «раскидали». Удивив, неожиданно вышел на работу Чингисхан. Честно: мы о его существовании уже и забыли, т. к. на этот раз он ухитрился пробыть в отпуске полгода. Главврач Алексин со скрытым восхищением: «Доит Систему!» Он же с его характерной, мягко скажем, невнимательностью к личности: «Как вас там?… Далиев (без имени-отчества), идите работать во II-е отделение». Днем накануне (25.06.10) шеф мне по внутреннему телефону: «А. В. у нас сколько алкоголиков?» – «Один-два». Тут же переводит то ли Пыткиной, то ли отозванной из отпуска Гордеевой: «Пиши пятнадцать. Наркоманов?» – «Тоже один-два». – «Пиши: тоже пятнадцать». Так начальство фабрикует полугодовой отчет. При Трибасове все трупы записывались на ненавидимого им Чингиса. Но и при Алексине нельзя верить ни одной статистической справке ПБ. Умолчим о повальной неверной постановке диагнозов. Врачи психиатрических скорых направляют из изоляторов к нам больных часто с несуществующими в МКБ-10 диагнозами или знают два: «Острое психотическое состояние с симптомами шизофрении» или то же, но без. Вчера Чингис явился на работу в 14.00, в 15.00 я застал его смертельно спящим на стуле в не используемой для приема ординаторской третьего этажа, где мы переодеваемся. Проснувшись, развлекается: «увел» мои тюремные ключи. Смеялся, когда я искал их час. Отдавая: «Надо быть внимательнее, А. В. без тюремных ключей (номерные) вас с работы не выпустят!» Сегодня Чингиса на работе вовсе нет. И все как с гуся вода! Володя краснеет, бледнеет. Держится, ворчит, но в конце дня ломается и соглашается ехать, хотя съездить вместо него уже вызвалась сердобольная Анжела. «Нет, только Захарьев!» – рычит наш высокопоставленный эпилептоид-нарцисс и эрегированный пенис, по Фрейду. Алексин топает ногами, брызжет слюной. Он похож на бесноватого, объявлявшего обреченные города «несокрушимыми крепостями», тем самым обрекая их гарнизоны на гибель, в последнюю великую войну. Мы обсуждаем проблему. Пылко спорим. Кто-то предполагает, что инициатива исходила не от смотрящего, а двух молодых оперов, сменивших Гечалаева, отъехавшего на своем джипе бороться с преступностью в 7-м изоляторе. Каримов – ставленник Гечалаева. Гечалаев – осетин, вот и поставил нерусского во главе криминального профсоюза психбольницы. Приезжал Элтон Трибасов. Забрал хранившийся в аптеке остаток личных вещей. Полный антипод Алексина: один – гомосексуалист, другой – обжегшийся на бабах натурал. Первый начинал утро, «успокаиваясь» просмотром на компе «Корсара»: мальчики в трико выводили па на палубе пиратского корабля; второй – к двенадцати часам настраивает начальственный Интернет на брутальный музон «Лесоповала». Элтон, когда смотрел и слушал, сжимал пухлые ручки и коленки; новый под блатняк качает длинной худой ногой. Изменилась и продолжительность избираемых произведений искусства: балет «Корсар» длится два с половиной часа, диск «Лесоповала» – сорок пять минут. Замечательно поведение «вечного» замглавврача Гордеевой (при обоих). Если при Элтоне она предпочитала классику и псевдореминисцировала о посещениях Большого, теперь «торчит» от «Лесоповала» и Кати Огонек. «Владимирский централ…» – коряво выводит она. Далиев гордо удалился, как Чингисхан после первого неудачного штурма Пекина. Больше в первый день его не видели. Походя, он успел сделать замечание сестрам I-го отделения, чтобы они закрывали на два оборота двери камеры, где пятый день прикованным к кровати наручниками Прометеем лежит снятый 29.04.10 с петли Каптинов Валерий Руссакович, 1987 г. рождения. Т.к. эта «скорая» была по случаю, дождались своей. Ее врач хотел взять отвезти Кобу в больницу, да фельдшерицы отговорили: тут не соматика, тут делирий, пусть психиатрическую скорую вызывают… Вызвали. По распоряжению Алексина «крайняя», т. е. новенькая процедурная медсестра, калмычка Наташа, делала трупу реанимационные уколы, «чтобы грамотно отписаться». Полный курс отставили, испугавшись, что эксперты догадаются. – камера 451: нет раковины для умывания, отсутствует дверь в туалет – по нужде ходят публично; стены зверски исписаны неприличными стихами (автором никто себя не признает); В воскресенье 27.06.10 по ошибке, вместо Ильина Сергея (СИЗО-2), на общий корпус вывели после лечения Ильина Павла (СИЗО-4). Первый резал предплечья (демонстративно – шантажное аутоагрессивное поведение); второй – параноик (накануне вышел «на продол» в колпаке из газеты, с одеялом на плечах; именовал себя Бэтманом). Анжела Пыткина: «Беда с этими однофамильцами!» Анжела продолжала возмущаться: «Ковалевская же в психозе!» Словно это могло помешать интимным отношениям! Появляются уточнения: девок отвели сначала в пустую камеру, туда же вывели и Каримова. У того обнаружилась половая слабость. Нейролептики отнюдь не укрепляют мужскую половую силу. На обратной стороне извещения о замечании я написал: «Категорически не согласен» и изложил, как было дело. Выяснилось, Горбункова с судов различные психиатры снимали шесть раз, два из них я. После Горбунков участвовал в расшатывании оконной решетки в 457-й камере. Он участвовал в нападении на резерв. Его выписали за нарушение режима содержания (см. выше). Горбунков вернулся с выбитыми в внутрикамерной драке передними зубами. Теликов распорядился «держать его на вязках и лечить». Дивани: «Лечить до соплей». Молодой опер Серпухов – узкие бачки, золотая цепь на шее, знает и не к месту употребляет слово «жуирует» в смысле «прикидывается, притворяется» – предложил совершенно дикую форму на «склонников» (склонные к агрессии), для внутреннего пользования. В «форме Серпухова» вместо «камера» напечатано «хата», есть и просто досадные орфографические ошибки. Отчего компьютер не высветил? Или высветил, да Серпухов торопился. Совершенно неожиданно Секин протянул мне узкую нетрудовую ладошку. Растерявшись, я пожал руку, которая убила, документально доказано, почти двадцать человек. С подстанции о больном расспрашивала женщина, ее сменил мужчина. Дали номер заказа. Мы ждали. Бригада не ехала. Тогда Алексин, увидев в окно другую «скорую», вызванную по поводу другого больного дежурным фельдшером на общий корпус, послал нашего фельдшера Дымова «перехватить карету». С появлением Шестопаловой шеф камеры II-го отделения распределил так: начальнице – две камеры, Наде Козьминой – семь, доктору Зло – шестнадцать. Последний пришел принимать у меня смену пьяным. В «юмор» по поводу распределения камер не вник, лишь заметил, что недавно у него очередной больной «подох». Я, следует признаться – в сердцах, выскочил звать. Алексин сидел в прежнем кабинете Трибасова, теперь – его. В хорошем настроении, нога на ногу, курил, слушал блатняк «Лесоповала». Доложил. Алексин отрезал: «Скажи ему (со мной на «ты», хотя в сыновья годится, я с ним на «вы»), что я занят!» Вошла Гордеева, тоже годящаяся ему в матери, и он собрался ее «учить». Свежеустроившаяся юная психиатрша из Астрахани Надя Козьмина «училась» специфике Кошкиного дома у Гордеевой за чаем с конфетами. Итог: больные «девочку» «грузили» (вешали лапшу на уши, по-научному: диссимулировали, т. е. скрывали болезнь). Надя «повелась». Многим в листах назначений она написала единственное: наблюдение. Без лечения один в ее смену повесился, другого (в мою смену) полуживого вынули из петли. Грымов пять раз судим судом офицерской чести, семь раз увольнялся, разаттестовывался и восстанавливался. Крабов (Гиммлер) о Грымове: «Я его спросил, где он диплом купил». Свидетельство самого Грымова за чаем: «Я всегда голодный». Он ждет, когда я допью чай, а потом «дополаскивает» мои чайные пакетики у себя в чашке. Ой, поторопился, еще не выдраны. Вот шеф только за страницу ухватился! Успеваю перехватить и в голос прочитать последнюю запись доктора Зло (восемь дней спустя смерти Драженко): «Драженко сокамерникам обещал перерезать себе горло!» Накануне я попросил престарелую медсестру Т. Н. Кроликову (жертву интриг Владимирского централа, будто кто-то там из-за нее умер – инфо или наговор от женщины-врача, стажировавшейся со мной в институте имени В. П. Сербского) сделать больному модитен-депо (французский препарат богат осложнениями). Все на свете путающая старушка («бывший психолог») зачем-то набрала два шприца… Сделав укол, спросила: «Еще кому?» Больше было некому, но, «чтобы добро не пропадало», «добрая баба Таня» заставила спустить штаны и сделала укол больному Романову, ожидавшему в коридоре вывода на следственные действия. По ТВ сказали, что прокуратура нашла массу нарушений в Бутырке, в т. ч. з/к не выводят на прогулки. Инспектора молчат: за мизер, что им предлагают платить, никто не идет в «выводные». 3–4 тысячи рублей – базовая ставка сержантского и офицерского состава. В Бутырке 130 вакантных ставок. Не верите? Зайдите на тюремный сайт. ДПНСИ при сдаче дежурств при мне клал на стол начальника изолятора до восьми рапортов на отпуска с последующим увольнением. Чтобы ограничить «течь», Теликов приказал канцелярии не регистрировать местные рапорта. Чтобы уволиться, рапорта посылают по почте заказными письмами с извещением о вручении. Это дает возможность «вырваться» из тюрьмы, хотя бы через суд. Когда я сам столкнулся с подобной проблемой и позвонил в Гоструднадзор, специалист крайне удивился: «Люди обращаются, что их незаконно уволили, а вы – что вас не увольняют!» «Потеря» рапортов об увольнении – обычная практика Бутырки. После смерти упомянутого выше наркомана, которому уволенная Наташа делала реанимационные уколы посмертно, ввели суточные дежурства. Ох, сколько во время их умрет! С «воцарением» Алексина количество фальсифицированных подписей на согласиях возросло необычайно. На сей день нет ни одного без подписей, тем или иным способом добытых. Позже, с появлением у нас в коллективе доктора Зло, тот станет образцом для начальника в данном смысле. «А. В. вот у него поучитесь, как подписи собирать!» Параноик: «Опер отвел меня». Где же им еще беседовать, оперу с шизофреником. Кафка какой-то! Нашим медтуалетом и зэки-санитары пользуются. Я натыкался на запертые двери. Вопиюще, когда на наши стульчаки садятся сифилитики и вичевые – их туда иногда из сочувствия к нужде (ждут вывода на следственные действия, в суд, «на свиданку») отводят некоторые инспектора. Действительно, после моего трудоустройства психиатром на Кошкин дом Бутырки мы стали материально жить очень плохо. В турагентстве жене тоже платили редко и бедно. На 20 тысяч втроем жить было практически невозможно. После оплаты коммунальных услуг и счетов за телефон оставалось 10 тысяч на троих. Мы жарили картошку на сале (шесть кило дала тетка жены, подговаривавшая ее «найти стоящего мужчину»). Пришлось отказаться от туалетной бумаги. Шампунь заменить жидким мылом и т. д. Я подворовывал и кормил ребенка неоплаченными продуктами в гипермаркетах. Злился, ссорились из-за отсутствия денег. У Крабова дар. Слушал его, как Андерсона. Но в каждой сказке… После опроса Каримов вернулся в камеру. «Факты не подтвердились». Европейскую комиссию представляла одинокая сорокапятилетняя полька. Ходила с переводчиком, за ними – начмед, главврач и я в белых халатах, начальник тюрьмы в штатском – черный похоронный костюм. Был приказ аттестованным: не пугать синей формой; при наличии формы – сверху накинуть белый халат. Приходило «Бутырское телевидение». Маленькая цифровая камера на штативе. Отечный, второй раз судимый оператор в очках и лейтенант внутренней службы – режиссер. Что за социальное партнерство! Хотели снимать работу. Я отказался по причине «фотонегеничности». «Группа» ждала терапевта. Два сумасшедших «актера» были заготовлены в «стаканах». Все трое, находившиеся в 494-й камере, были туберкулезниками, Щипкин еще и вичевой. Их вела Маркиза ангелов, как вообще ведет, т. е. женщин относительно внимательно, мужчин никак (боится). Видел врача Грымова Алексея Вадимовича. Вновь судится с УФСИНом, и вновь успешно. Уволен за то, что полтора года был в отпуске: суммировал, что за предыдущие годы задолжали: давали 30 дней вместо 60 (на гражданке 62). Через суд Грымова восстановили. Он вошел в Бутырку и скрывается в стенах Кошкиного дома: живет нелегально, «привидением», поскольку справедливо опасается, что, если выйдет на территорию, назад могут не впустить. Вопрос с питанием решает, как и все – ест баланду душевнобольных. Несколько дней Грымов не стирался. Зарос, провонял: «Забыл взять нижнее». Грымов – калька добродушного деда из американских фильмов, только без передних зубов (выбил инспектор Горбатый, когда по пьяни у ворот тюрьмы дрались то ли за проститутку, приведенную на всех «за пятихатку», то ли за место у теплой трубы на лавке, где спало пятеро сотрудников). Я неоднократно предлагал скинуться Грымову на вставные зубы, «чтобы нас не позорил». Коллектив не поддержал. Чингис снова в отпуске. Пришел в 15.00, узнал, что ему зачли прогул. Ушел обиженный. У нас были случаи и с вывозами на суд однофамильцев или назвавшихся по тем или иным причинам, иногда болезненного характера, чужим именем. За прожженный сигаретой матрас Алексин предложил больному Бахриеву «на выбор»: «вязки» или «резинку». В итоге «наказан» соткой аминазина внутримышечно, хотя у нас в качестве наказания более популярно: 4 на 2 (4 кубика аминазина на 2 кубика галоперидола – «Манхэттен», или «коктейль Молотова»). Грымов живет в таблеточной четвертого этажа. Володе некуда деться. Его полагают «богатым»: своя квартира в Москве, только поговаривают, что у него нет никаких документов для занятия медицинской деятельностью. Вот и трудится он в Бутырке. Опять же аттестован, честь отдал и вперед! – камера 456: не работает розетка, отсутствует дверь на туалете; Освободившись, бутырский оператор перегнанные на DVD материалы местного ТВ кому-то «впарил» за деньги или вложил в Интернете. Была история. Фельдшер Люда Людочкина – кирпич, а не баба, во время службы в Чечне «дралась с замполка». Внезапно, без повода, мне: «Не люблю, когда мужчины говорят про х… У полковника под Ханкалой (Чечня) жену вздрючили, что она с похмелья на службу не выходит, так он в отместку нас, баб (военнослужащих), построил на плацу и полчаса про х… рассказывал, какие они бывают худые и толстые, кривые, с вшитыми в залупу шариками… За то, что высшее начальство покусилось на его жену, всех баб, что ли, возненавидел? Я лично его х… не видела!» После декрета вышла на работу главная медсестра Инна Гыгоевна Сидоренко, d/s умственная отсталость легкой степени с нарушениями поведения. Тут же написал заявление об уходе – уже второе (первое в связи с задержкой зарплаты на два месяца, когда «по делу Пена», до проверки больничных не выдавали хворым ничего). Иду к Алексину, на вонючей темной лестнице встречаю Леоновну, и мы, врач и старшая медсестра стратегии ставок на футбол от западных экспертов, обкладываем друг друга трехэтажными матюгами. Исчерпав лексикон, она кричит: «Набрали тут сумасшедших! Самим лечиться надо!» Больные и я – ситуация обычная в обеденный час. Полька хвасталась, что получает 2 тысячи евро в день за командировку в Россию. Потом я вышел на работу, но случился ряд тягостных событий в моей личной жизни. Моей супруге удалось сменить работу менеджера по туризму на директора одной из телепередач. Жена стала не ночевать дома, ездить в бесконечные командировки, в т. ч. за границу. По приезде про страны вспомнить она не могла ничего. Я коротал вечера и ночи с трехлетней дочкой. Все чаще слышались упреки про то, «что муж, мол, работает в тюрьме, людям сказать стыдно». Вестником распадающейся любви приходил даже участковый, которого из УВД («а их с ТВ») просили «мою жену спросить, почему ее телефон выключен и она не выходит на связь» – села батарейка. Вместо спавшего больного Мохова на АСПЭК (на экспертизу) вышел шизофреник Рафинадов. Мохову, не зная, что он подменен, поставили шизофрению. Разобрались, к концу дня опер Серпухов дал список больных, которым нужно «подождать с выпиской». Алексин неистовая (припадки бесноватого, как он похож на него!): «Выписывайте! Именно кого он указал придержать, тех завтрашним числом и выписывайте! А то опера берут деньги с больных за содержание в ПБ, а с нами не делятся!» Он же: «Скоро День медика. Водку будем пить». Магницкий все же кое-чему научил Крабова. Бывший замначальника изолятора по лечебно-профилактической работе более не орет на персонал, разве забудется. ДПНСИ (дежурный помощник начальника следственного изолятора): «Дмитрий Борисович такой обходительный стал. С одним зэком по поводу здоровья два часа говорил. Я ему: хватит уже. А он мне: так нельзя; он же – человек. Слушаю и думаю: недавно ты стал добрым, Лжедмитрий!» С началом весны Анжела стала носить такие мини, что остолбенели и мы, сотрудники, и зэки, подолгу смотрящие ей вслед. Алексин сделал замечание. Она – ни в какую. Она маленького роста, миниатюрная. Пробуждая желание у мужа, она задевает и других. А что она больных боится, так она же женщина! А вот Грымов попал. Он аттестованный, но ему тоже выдали «зэковскими». Зэки – народ веселый. Одна тысячная купюра оказалась фальшивой. Грымова под белые ручки забрали в гипермаркете Орла, что послужило основанием для очередного его иска к УФСИНу. Уточнение психиатра Грымова: он «жил» на лавочке перед входом в Бутырку не семь лет, а всего полтора года. Остальное время, не мытьем, так катаньем, удавалось перекантоваться в ПБ. С горечью вспоминает, как однажды в два часа ночи мимо лавочки, «возвращаясь с гей-вечеринки», шел пьяный Элтон Трибасов. Я ему: «Почему ты в тепле Кошкиного дома ночуешь, а я на лавочке?» Он: Если что случается, инспектора входят без стука, бесцеремонно отодвигая стул. Контролеры спят в две смены: с 23.00 до трех утра и далее до семи (четыре ночных часа нам не оплачивают, будто мы дома!). В коридоре то сидит, то нет молодая приставучая матерщинница (контролеры ночью ходят редко: должны же каждые 15 минут в глазки камер заглядывать). Избегая ночных бесед с инспекторшей – заводит, когда иду ночью в дальний туалет, писаю в раковину – рядом есть «ближний» маленький туалет для персонала, но унитаза в нем нет. Как назвать его? Бывший туалет? Когда раковина, сколько я ее ни мыл, стала мочой попахивать, я стал писать в банку из-под корнишонов (выливаю и мою банку утром). Так поступаю по сей день. Вставать же по ночам приходится часто: в Москве небывалая жара, спать крепко невозможно, зэки и больные перекликаются напропалую, гоняют «дороги». Терапевт Лала Викинговна о том, почему не здоровается с соседями (живет в деревне под Александровом): «Сегодня с ними здороваешься, а завтра они пьяные под твоей дверью в подъезде лежат. Перешагиваешь, чтобы дверь в квартиру открыть». Она советует мне отыгрываться на больных, когда плохое настроение. «Тут все так делают». Главврач, провинциал, торопыга и путаник, по телефону: «Вы из Царицына? А это какая область?» Смешно до безумия. Позже я навестил ОСБ на Нарвской. Мне сказали: «Ваш участковый – царь и бог. Идите к нему!» Выйдя с Нарвской – гигантский мавзолей УФСИНа, я стряхнул напряжение чувств, осознав, что у меня не взяли даже номер телефона. Не поинтересовались высветившимся номером шантажиста: «Зачем? Номер он давно сменил! Или с радиорынка позвонил». Видимо, ОСБ (позже знающие люди подтвердили) не помогает сотрудникам. Отдел собственной безопасности ловит своих! Олешин, прощаясь со мной в ОСБ, мрачно пошутил: «Вам угрожали отрезать яйца в подъезде, но это не угроза жизни. Без яиц люди живут!» Он и еще двое молодых сотрудников ОСБ (одна из них молодая баба) ржали мне в лицо. Зашел на соматический корпус (историческое место: в его убогих стенах захирел Магницкий) поздравить терапевта Александра Ботьковича Расова с присвоением звания майора. Этот неплохой человек и преданный Системе служака не ужился у нас на ПБ начальником – нет психиатрического сертификата, хотя готов был возглавить спортивный тотализатор марафон, если прикажут. Помните? «Главное в медицинской работе – прикрыть задницу!» Ныне «прикрывает задницу на соматкорпусе. После «отъезда» Дивани станет начмедом. Тем временем с мозга Щипкина рассказ Алесина ненавязчиво, но для каждого небезынтересно (хотите расположить медработника, – поговорите о его зарплате) переходит на зарплаты московских патологоанатомов, врачей 50-й больницы. «Пятьдесят тысяч, а я где работаю!» Лала Викинговна мерила давление медсестре Пугалиной, специалистке по сопровождению этапов. У Пугалиной, как и еще у медсестры (Светы?), след от самопореза на предплечье. И больные, и персонал у нас «вскрываются». Персонал «научился» у больных. Говорят, на Кошкином доме сотрудники за три года сходят с ума (замечание Элтона Трибасова). Про лавочку – неудивительно. Многие приезжие сотрудники вповалку спят между дежурствами в спортзале Бутырки. Я предложил заниматься приемами самообороны в спортзале. Мне: «А ты пойди погляди, что там». Пошел. У людей места чуть больше, чем в могиле. Один от другого отделен чемоданом или рюкзаком. Спят на тюремных матрасах. Дополнение к анамнезу Дополнение к анамнезу На следующий день начальница I-го отделения Анжела «в благодарность за содействие» назначит ему десять капельниц «от головных болей». У Люды, опять как у многих сотрудников Бутырки и ПБ, нет московской регистрации. Ей нельзя «светиться». Живет она в эмведевско-уфсиновском общежитии недалеко от Театра Российской армии. В общежитии шумно. В комнате шесть «девочек». У каждой свой будильник. «Мы привыкли. На чужой будильник не просыпаемся». Условия даже не аскетичные: туалет в конце коридора, канализационная труба забита. «Мы, девки, надеваем на попу магазинные целлофановые мешки и туда какаем. Завязываем, чтобы не воняло. Выбрасываем на пустыре по дороге на службу». Периодически Люда тайно – не разрешено, ночует в фельдшерской Кошкиного дома, отсыпается. В фельдшерской сносный топчан. Наш новый начальник капитан Алексин имеет столь провинциальную внешность, что, по собственному признанию, его за три дня работы в столице дважды забирали в отделение милиции за отсутствие регистрации. Регистрацию он сделать не может. Это условие получения 15-ти тысячной ежемесячной компенсации за наем жилья в московском регионе. «Ты должен быть преданный бомж!» – цитата из Анжелы. – камера 464: нет ни унитаза, ни раковины; сломана розетка; Тюрьма – самодостаточное государство. За каменным «занавесом» и пекарни, и транспорт, и связь: «Липецк! Липецк! Я – Тамбов!», и ТВ. Роль тюрьмы в тюрьме играют карцеры. В суточное дежурство 19.09.10 жена исчезла из моей квартиры вместе с ребенком, остатками сбережений, «подарками», ценными вещами совместного пользования, в частности, она забрала подготовленный к изданию дневник, который вы читаете (пишу повторно по рукописи). Терапевт Лала постеснялась или побоялась, что «козлы» потом на улице опознают, сочтутся «за лечение». ТВ-группа ушла, несолоно хлебавши. В 7.05 снимаем с контролером из петли той камеры, куда ранее поместили Кобу, больного Путене (ох уж эти прибалты, такие упертые, вольнолюбивые!). Я за ноги подталкиваю полутруп вверх к оконной решетке, на которой простыня. Бужу и командую другим больным мне помогать. Инспектор приносит нож. Обрезаем узел, скидываем простыню. Я раз дых в рот, три надава на грудь. Прибалт прохрипелся, выплюнул пену и задышал ровнее и ровнее. Эту битву мы выиграли. Увольняется Елена Эдмондовна Четверикова (молодая врач-стажер из Тамбова). Три месяца ей платили лишь стажерские 4 тысячи. Любовник, позвавший ее в Москву, разлюбил и бросил. Алексин на полном серьезе предложил девушке «открыть камеру на пятом этаже, чтобы ты там жила». Четверикова посчитала себя этим предложением оскорбленной. После ее обвинят в краже денег из сейфа у Гордеевой. Будто бы вошла в кабинет, когда Гордеевой не было (инфо от фельдшера Дымова), увидела ключи от сейфа на столе, открыла, взяла. В общем, умыли девушку бутырской грязью напоследок. На утреннем обходе медсестра Цветикова (третий раз замужем, муж – опер, ходит в золоте, как елка) придралась к выписанному больному Аханесяну, требовала показать руки, не спрятал ли он предназначенные к проглатыванию таблетки. Аханесян таблетки съел, но руки показывал не очень старательно (Цветикова не любит нерусских 1xbet приложение на андроид, всегда голосует за ЛДПР). Слово за слово, Аханесяна отвели в «стакан». Он огрызался. Два контролера били его в «стакане» ногами. Главврача в ПБ не было. Я сообщил о происходящем сидевшей в кабинете начальника Гордеевой. Та отмахнулась. Аханесяна, «чтобы не выл», перевели в «резинку». В 15.30 бивший Аханесяна контролер попросил терапевта посмотреть Аханесяна в «резинке», «а то еще умрет ночью». Во время первичного приема больной Марушкин Владислав Владимирович, 1984 г. рождения, d/s «Эмоционально-неустойчивое расстройство личности», импульсивный тип, напал на меня: сначала отказался садиться «из уважения», отдернул мою руку с листа истории болезни и пытался порвать подписанные ночью согласия на госпитализацию в ПБ и лечение нейролептиками. При нападении присутствовали почти все врачи-женщины + медсестра Лена Кроликова (из Королева). Все случилось столь быстро, при этом больной сразу притворно успокоился, что персонал ничего не понял. Больного укололи и отправили в «резинку». В карточку больного записали: выводить на прием исключительно в наручниках. Мне не стыдно. Бунт был подавлен. События забылись. Позже говорили, что ходил по коридору, умиротворяя психов обещанием скорого возвращения Каримова, не убийца Гниев, а вор, не в законе, Горбунков. Порочна вся система: больных вырывают на этап, не считаясь, выздоровели они или нет. Приходишь на работу, а ночью больного вывезли. Сестры: «А. В. больной ушел на этап. Напишите эпикриз!» Эпикриз я пишу, но идет он «в стол», т. к. медкарта, куда эпикриз вклеивается, уже пошла вместе с больным по этапу. Через два часа Алексин пообещает мне премию. Премии я не дождался. С тех пор как он стал начальником, одни оскорбительные нагоняи. Когда ему было два года от роду, я уже работал психиатром в Дворянском. Тем не менее, годясь в сыновья, он называет меня на «ты», а я его на «вы». Какой-то больной II-го отделения (уточнить кто, Плиев?) возмущенно пожаловался терапевту Лале Викинговне, что за полтора года пребывания в ПБ не видел лечащего психиатра ни разу. Рассказ от Грымова: он в ночные дежурства спит на 4-м этаже в таблеточной. Пьющая медсестра Света Писемская (будучи трезвой, поносит за пьянство отца), изрядно приняв на грудь, прилегла рядом в сестринской. Ночью Свете захотелось «догнаться». Спирт стоял в сейфе в таблеточной, и она в два часа пополуночи ломанулась туда, с требованием «не спать в таблеточной или хотя бы не закрываться, потому что мало ли чего мне для больных во всякое время нужно». Грымов своим присутствием мешал доступу «к бинтам для перевязки» (алкоголю). Шеф прикуривает одну сигарету за другой. Грымов про него: «Не стать капитану майором!» На «пятиминутке» я обмолвился, что «поставил крест в листе назначений». Главврач едва не потерял лицо. «Не произносите при мне этого слова!» – вскинулся. Не сатанист ли? Три смерти за ушедшую неделю несколько прибили честолюбие Люсьена дю Рюбампре: Коляскин В. А. (смена Анжелы Пыткиной) и Кузнецов А. В. (смена контуженого Морфлота). А меж ними выбросился головой вниз из незарешеченного окна псевдопалаты интенсивной терапии (второй этаж) Измаилов К. Б. 1986 г. рождения – тоже доктор Зло. Больные, наконец выпросив баню, теперь скулили, стучали, робко просили и громко грозили, задыхаясь в холодном пару, ими же при помывке напущенном. Мои проходные ключи к бане не подходят. К камерам – тем более. И мне не дозволено водить больных, тем более одному. Анжела – настоящая сибирячка: пригнала из Хакасии джип: «Всю дорогу попеременно с мужем за рулем». На джипе ездит до ближайшей от дома станции метро. Друг другу мы симпатичны. Обмениваемся CMC-поздравлениями с Новым годом. Она защищает меня, когда из-за начальственного бреда меня заставляют изучать пистолет Макарова, ездить на стрельбы, «потому что больше от ПБ некому, а кого-то надо послать» сопровождать этапы, обзванивать аттестованных офицеров, предусмотрительно выключивших на ночь мобильники, что объявлена учебная тревога «Крепость» (попытка захвата преступниками тюрьмы извне). Услышал по радио: в каком-то московском театре поставлен спектакль на основе дневников Магницкого, свидетельств его родных и адвокатов. Вот бы посмотреть на актера, изображавшего Крабова! Далиев с достоинством («мой дед присоединил Бурятию к России», a propos, вторая его кличка – Оленевод, зимой из-за холода ходит по ПБ в тулупе и шапке-ушанке): «Извините, уважаемый Дмитрий Иванович, но свой первый рабочий день я проведу в бухгалтерии, выясняя по поводу задолженности мне по зарплате». Володя вывозит из тюрьмы на тележке нехитрый скарб в мешке, разрисованном сотенными евро. Комната 6 на 4 напротив отдела кадров опустела. Володя уходит в пустоту. Замечает меня, подходит: «В психбольницу ложусь. Нашли паранойю. Кто-то ходит за мной. Правда ли это?» Вопрос обращен не только ко мне, но и ко всем сотрудникам, стоящим в очереди на вход. Опять ко мне: «Как закосить? Посоветуй, доктор!» – «Косить, Володя, не надо. Оставайся самим собой. На крайняк, похвали Муссолини и его друга». Володя оживляется: «Муссолини был хороший человек». Он говорит о нем, словно знает лично. Моя очередь входить, и я теряю Володю. Секин не повесился, даже не «вскрылся». Такое в Бутырке случается крайне редко, но однажды, примерно через две недели, как суд определил ему пожизненное заключение, я, возвращаясь со Сборки, столкнулся с Секиным один на один в предбаннике общего корпуса. Конвоир отлучился в служебку. Мы стояли лицом к лицу лишь под глазом видеокамеры. Секин с улыбкой еще более веселой, чем при выписке из ПБ, буквально бросился ко мне: «А. В.!» Больше он не сказал ничего, но я видел, что он, этот зашуганный собственными заблуждениями и преследованием общества молодой человек, искренне рад видеть меня. Предполагаю, что это была одна из немногих его положительных эмоций после задержания. Лидер помятых психов Горбунков начал имитировать эпилептический припадок. Медсестра Колоян отказалась делать ему укол. Тогда доктор Зло со шприцом магнезии бесстрашно зашел в свежо усмиренную камеру и самолично произвел «спасительный» укол. Я: сейчас на Сборке трудится медбратом зэк, исключенный с третьего курса мединститута. Старательный. Имени не знаю. – камера 457: не работает розетка; забита труба под раковиной; оконная рама висит на одной петле, из-за чего окно не закрывается ни днем ни ночью, ни в дождь, ни в хорошую погоду; Читаю, но никто из врачей не смеется: грядет большая комиссия УФСИН во главе с генералом Реймером. Срочно снять с фиксированных наручники! Отдраить 20 камер! Негодяев помыть и выгулять! Там ТВ, а вы… У меня отпуск! Инфо от фельдшера Людмилы Людочкиной и медсестры II-го психиатрического отделения Аллы Иванцовой: вечером в воскресенье двух душевнобольных убийц Ковалевскую Василису Вадимовну, 1987 г. рождения, и Казачкову Е. Н. (по другой версии – Бякину Викторию Кторовну, 1972 г. рождения) опера водили в 491-ю камеру к смотрящему Кошкиного дома Каримову Сабуху Мустафаевичу, 1984 г. рождения, утех ради. Смотрящий готовился покинуть гостеприимные стены нашего учреждения, получив в институте Сербского индульгенцию в виде диагноза на время совершенных преступлений: «Не сознавал характера своих действий и не мог руководить ими». За поддержание порядка в ПБ в период пребывания, сотрудничество с оперативной службой ему, по его просьбе, решили сделать маленький подарок перед отъездом. Сопровождать до Махачкалы должен медбрат Захарьев. Насыщенный день. На входе на территорию в девять утра встретил Володю Поспешева. Одет как для спортивного ориентирования: кепка, куртка, брезентовые штаны. Молодится – мол, неполных пятьдесят, а «35 лет в Системе!». С 15-ти, что ли, лет? Сын полка ППС? Ранее из уст Володи звучал меньший срок «безупречной службы». Пыткина в расстройстве ушла после обеда, не нашли. Она тоже рассчитывала возглавить ПБ. Обошли! Надя работает спустя рукава. Я буквально затаскиваю ее за рабочий стол в ординаторскую. Зато шеф глядит на нее маслеными глазами и ставит нам в пример, как она описывает больных. Да, про ее описания можно сказать: краткость – сестра таланта. Анамнезы жизни и болезни объединены, если не отсутствуют вовсе. Надя формальными фразами описывает полное здоровье пациента и лепит излюбленный диагноз Алексина: «Расстройство адаптации с нарушением эмоций и поведения». После того как он на пятиминутке назвал сей диагноз «удобным», с ним стала ходить половина больных. В итоге Халикова спрятали… в суде. 15-го и 16-го, в дни работы Европейской комиссии, были организованы его вывозы в суд. Анжела: «Судьба к нам благосклонна!» Но в бурю Бог помогает только тем гребцам, которые усердно работают веслами, а не тем, кто сидит сложа руки, пусть и усердно молясь! Анжела предложила на время комиссии закрыть Халикова в «дальней резинке». Алексин: «И оттуда будут слышны его крики. Молчать, подлец, не станет!» Анжела: «Заколоть нейролептиками до упора!» – «Вдруг сдохнет?!» Я: «Отвести на флюорографию в другой корпус (на Сборку) и закрыть в тамошнем «стакане» на весь день». Алексин раздражается: «Что за беспомощность. Расписаться за больного не можете? Где согласие? Не хотите. Я сам за него поставлю крест, и все!» Следаки грозились запросить Козьминой шесть лет за халатность. Вместо этого она… надела погоны, аттестовалась. Истории болезней покойного и предпокойного, как водится, переписали. В мае под различными предлогами он не выходил на работу четыре раза. Возрастная Бякина Виктория Кторовна будто бы сама напросилась. «Но Василиса? – недоумевала Анжела. – Она же – гордая девушка. Поэтесса. Скинхедка, обвиняемая в причастности к убийству тридцати шести таджиков на национальной почве. Считалась лидером преступной группировки, кем-то вроде Софьи Перовской (мои слова, для Анжелы такие имена пролетели в школе мимо)… как она могла согласиться или ее могли принудить делать минет или отдаваться уголовному авторитету?!» В тот же день Грымов указал мне обидчика во дворе Бутырки. Тот кого-то конвоировал. Предположительно, Тарбеев выбил Грымову передние верхние зубы и клыки. Хотя про последние он шуткою утверждает: «Эти от старости выпали». В седых, опущенных книзу усах Грымов похож на моржа. Алексин так горд, что не здоровается, обматерил медсестру Лену Фимову (несчастная «скорая помощь в прошлом»). Лена подала наспех составленную утреннюю верстку, где в графе «I-е отделение» обозначила поступление больных – четверо. Наш верхогляд подал сводку Теликову (временный нач. тюрьмы после добитого побегом Астахова Канцлерова). Теликов (вежливо): «У вас в I-м отделении всего четверо?» Что же ты, дурак, прежде не посмотрел? У Алексина виноваты все. Кроме него. Работу начальника ПБ видит так: гонять почем зря персонал, а самому ничего не делать, с утра до вечера играть на компьютере (одна медсестра: «Начальник играет в такие тупые игры, в которые мой ребенок бросил играть в 12 лет»). Бабу, что ли, завел бы, стал поспокойнее! Сперма из глаз брызжет. Замечая, что Коба, отец троих детей, собирается предстать перед своим Отцом, шеф, расписываясь в собственной беспомощности, вызвал скорую помощь: «И так три трупа. Хватит!» «В 2006 году в Кошкином доме было четырнадцать трупов за год, в 2007-м – двенадцать… Валерия Линкоровна Бероева, которая была вашей начальницей до Трибасова, показывала мне «напольную» камеру. Эта камера предназначалась для вновь поступивших. Оттуда кровати для вместимости вынесли, и больные лежали вповалку прямо на полу. Оттого камера и получила название «напольной». Вышли. В. Л. умничала, я слушал и видел, как по косынке Линкоровны к ее шее ползет жирная вошь. Указал. Валерия Линкоровна: «Дмитрий Борисович, больше в «напольную» не пойдем…» Другой раз я из вашей дурки больного на «скорой помощи» сопровождал. Больной в коме, а брови у него шевелятся. Пригляделся, мама родная! Вшей видимо-невидимо. Я бинтом вшей в бровях давлю. Бинты кровью пропитываются, мне в лицо брызжет… Матрасы у вас в психушке тоже от вшей шевелились!» Три врача дежурили в усиление на праздники: Антонина олимп 74 олимпийский образовательный портал, Алексин, Анжела. Всем троим, бессовестным, пишу «первички» поступившим в их дежурство больным. Еще погоняют! И ждут нового врача, вести их в рай! Долгожданная баня. Новый, вместо Поспешева, банщик Роман, бывший опер, имеет обыкновение не только рыться в моих книгах, прося почитать, но и закрывать больных в помывочном помещении на час и более, уходя на обед. Под душем-то ничего, но в предбаннике после мытья свежо. К задержанию и водворению в Бутырку Локатков отнесся совершенно легковесно. Я его освидетельствовал как психиатр, не найдя у молодого человека ничего, кроме психинфантилизма. Далее мне угрожали по телефону, чтобы жену я не искал, иначе «отрежут яйца в подъезде». Я обратился за помощью в милицию, потом – к начальнику тюрьмы. Теликов позвонил в ОСБ (отдел собственной безопасности): «На подобные дела наши ребята с оружием выезжали!» В 15.00 врачи и медсестры соматического корпуса сидели за общим столом в ординаторской, пили чай, потому что «инспектора больных не выводили». Отставной подполковник Крабов (Гиммлер) предался воспоминаниям: Секин – высокий, долговязый, чернявый парень с грустной улыбкой на бледном лице. На прием граждан ко мне (замещал нелюбительницу визитов родственников Гордееву) приходила его мать, тоже высокая, утомленная, как потом выяснилось, тиранством мужа женщина. Приходил и папа, отставной военный, он ругался на «черных, которые понаехали» (вот откуда корни), признавал, что «убивать таджиков – не метод», и угрожал выпороть сына за убийство 16 человек ремнем, «только вы мне его дайте». Государство папе Секина отдавать не собиралось. Сыну грозил пожизненный срок. Подобно медведю на воеводстве, Алексин валит с плеча. Приятным быть не желает, воплощенная функция, человек, забывший улыбку в Курске. Всем сухим видом кажет: работать заставлю. Честолюбец-идеалист. Скоро он по трупам пойдет… в управление. Закрытие больных в бане в обед повторилось. Опять множество тумаков и неприятных эмоций. В остаток дня вернулись к побегу Астахова. Сообщили, что кем-то запущен слух, что это я не закрыл, уходя, дверь. Я возмутился: «Все четыре, что ли? Я ушел в шестнадцать часов, а побег состоялся в шестнадцать пятьдесят». Злые язычки поприжали. Но «за побег Астахова» сняли премии и квартальные со всех медиков ПБ. Астахова найти не могут. Объявлен всероссийский розыск. «Вендинговые хакеры» придумали множество способов взлома кофейных автоматов. Но операторам все они давно известны. А новичкам, кто недавно открыл бизнес по реализации товаров посредством вендинг-машин букмекерские конторы которые не требуют паспорт если, будет полезно узнать, как обмануть кофейный автомат. Осведомленность позволит повысить безопасность оборудования и предупредить небольшие, но важные для начинающего бизнесмена финансовые потери. В зависимости от модификации автомата или его составляющих элементов вышеописанные действия могут и не увенчаться успехом. Никто не хочет быть обманутым, а технический прогресс способствует появлению все более серьезных методов защиты от «кофейных хакеров». Чтобы обмануть кофейный автомат, нужно всего-то угадать такие кнопки, размещенные поблизости друг от друга (для удобства оператора). То есть нужно методом подбора определить, какие кнопки нажимать. Для этого потребуется немного времени, но усилия будут оправданны – аппарат выдаст чашку бесплатного напитка. Практически у каждого вендинг-автомата есть специальный код, который используется при его обслуживании. Но знают его лишь владельцы, операторы и техники, поскольку после загрузки ингредиентов им необходимо проверить функциональность оборудования. В большинстве случаев данный код набирается тремя кнопками (обозначающими выбор напитка) на панели.
0 Comments
Leave a Reply. |